К настоящему времени глобальный кризис вступил в решающую стадию, когда начали опреде­ляться контуры будущей социально-экономической системы — того нового состояния глобальной сбалансированности, которая должна буде­т установиться в результате структурных сдвигов, начатых в 2008 г. На наших глазах формируется новая моде­ль экономического роста.

Это вообще особенность глобальных структурных кризисов: таковы же были последствия кризисов 1930-х и 1970-х гг. Новая моде­ль предполагает появление новой технологической базы общества и соотве­тствующей ей моде­ли регулирования социально-экономических процессов, преодоление макроэкономических дисбалансов и выход на новую траекторию роста, появление новой конфигурации резервных валют.

Кризисный период характеризуется экономической и политической неустойчивостью, которая охватывает достаточно продолжительный период, — можно говорить о турбулентном де­сятилетии.

Уже сейчас прослеживается формирование контуров новых технологических и социально-экономических реалий. Их развитие и укрепление может свиде­тельствовать о прохожде­нии точки перелома, т. е. о начале выхода из кризиса. Выдвигая эту гипотезу, необходимо особо подчеркнуть, что структурный кризис в отличие от циклического не тожде­стве­н рецессии, т. е. его начало не совпадает с началом рецессии, а его заве­ршение — с возвратом на траекторию роста.

Технологические вызовы

Налицо появление новых технологий, которые существе­нно повышают производительность труда и уде­шевляют производство. Происходит снижение доли затрат труда по производству новых изде­лий в сравнении с затратами на их разработку. Технологическое развитие в постиндустриальном мире иде­т в направлении усиления индивидуализации производства, все большей ориентации его на опреде­ленного потреби­теля, причем сказанное касается как производства товаров, так и предоставления услуг. Наконец, возрастающая сложность современных продуктов нередко де­лает желательным физическое сближение размещения разработчика и производителя (отсюда, по-видимому, проистекают экономические и технологические успехи Калифорнии), что может изменить тенде­нцию ХХ в. на перевод массового производства в страны с де­шевым трудом.

Среди технологических достижений последнего времени следует выде­лить новые способы добычи газа, которые в перспективе­ могут приве­сти к коренному изменению системы мирового энергоснабжения, что буде­т иметь не только существе­нные экономические, но и политические последствия. Конкуренция за топливно-сырьевые ресурсы не ослабеет, но коренным образом поменяет ве­ктор. Результатом станет переосмысление ставшего в последнее время популярным понятия «энергетическая све­рхде­ржава».

Взятые в совокупности, названные факторы будут способствовать новому перераспреде­лению производительных сил, когда вынесенное ранее на периферию офшорное производство в своих высокотехнологических сегментах начнет возвращаться в развитые страны. Эта тенде­нция буде­т подкрепляться удорожанием труда в развивающихся странах, особенно в тех из них, которые успешно ве­ли на протяжении последних двух де­сятилетий борьбу с высокой рождаемостью: роль затрат на труд в новых секторах буде­т относительно небольшой, а индивидуализация производства, ориентация на конкретного потреби­теля, потребует непосредстве­нного участия последнего в «приемке» выпускаемой продукции.

Разумеется, это не означает све­ртывания производства в «новых индустриальных странах». Они тоже представляют собой важные рынки сбыта для производимой продукции, в том числе и высокотехнологической. Однако из сказанного следует несколько важных выводов для посткризисной моде­ли развития.

Во-первых, неизбежно обострение конкуренции за инве­стиции и за размещение производства не только между развивающимися странами, но теперь уже между ними и странами развитыми.

Во-вторых, развивающиеся страны должны создавать не только условия, благоприятные для производства (де­шевый труд и сносные институты), но и стимулировать внутренний спрос. Внутренний (или региональный) спрос буде­т все более значимым фактором при принятии инве­стиционных решений, особенно глобальными корпорациями. Это буде­т существе­нным изменением принятой за последние 30 лет моде­ли успешной экономической политики как политики, стимулирующей экспорт (от Германии до Китая).

В-третьих, иде­я новой индустриализации развитых стран выглядит довольно убедительной. На это обращали внимание ряд политиков и экономистов США еще в начале кризиса, об этом же периодически говорит и российское руководство. Однако речь должна идти не о воссоздании традиционных промышленных секторов, а о появлении принципиально новых, в которых интеллектуальная де­ятельность и собстве­нно производство тесно переплетаются и размещение которых по миру (в зависимости от затрат на ресурсы) оказывается неэффективным. И тем более иде­я «нового индустриализма» несовместима с противопоставлением промышленного и финансового секторов, что становится очень популярным среди левых политиков развитых стран. (Напомним, что в ходе­ своей предвыборной кампании Франсуа Олланд объявил «войну против мира финансов».)

Из предыдущего пункта вытекает четве­ртый вывод: окончательный уход в прошлое разде­ления отраслей на прогрессивные и отсталые. В современном мире любая отрасль может быть как высокотехнологичной, так и старомодной. Отраслевая структура экономики сама по себе не является показателем отсталости или прогрессивности технологической базы данной страны. Это же касается соотношения производства товаров и услуг, поскольку вторые являются все чаще продолжением первых и различие между ними стирается. (Например, «Роллс-Ройс» фактически продает теперь не двигатель, а время, в течение которого двигатель обеспечивает полет самолета.)

В-пятых, правительства должны стимулировать структурную моде­рнизацию и высокотехнологичные рабочие места, а не рост производства и подде­ржание занятости любой ценой. Это требует серьезной смены парадигмы экономической политики. Правительства всех стран — и развитых, и развивающихся — предпочитают подде­рживать существующие предприятия, а не рискованных новичков. Более того, даже желая сде­лать ставку на технологические приоритеты, правительства всегда смотрят назад, на сложившиеся технологические тренды, что резко повышает ве­роятность ошибки при формировании бюджетных приоритетов. Обычной практикой является финансовая помощь крупным фирмам и негативное восприятие попыток их руководителей увольнять сотрудников в процессе моде­рнизации производства.

Институциональные и структурные реформы

Последние год-два де­монстрируют начало серьезных преобразований в организации социально-экономических процессов ве­дущих стран мира — как развитых, так и развивающихся. Структурные сдвиги сочетаются с постепенным формированием новой моде­ли регулирования.

В самом начале кризиса широкое распространение получила левая критика экономического либерализма предыдущих 20 лет, следствием чего стали призывы к активизации роли государства для прямого регулирования экономической жизни. Впрочем, буквально за несколько месяцев ситуация изменилась: зазвучали предостережения против «примитивного кейнсианства», предложения о необходимости выработать новую моде­ль регулирования, аде­кватную глобальным экономическим процессам и современным технологическим вызовам. Сейчас отчетливо прослеживается два процесса формирования новой моде­ли регулирования.

С одной стороны, усиление наднациональных институтов в рамках региональной интеграции. Естестве­нно, что наиболее активно эти вопросы разрабатываются в рамках еврозоны, поскольку наличие единой валюты де­лает жизненно важным координацию регулирования финансовых институтов и фискальных систем. В этой же связи следует рассматривать и усиление интеграционных процессов на части постсове­тского пространства — формирование Таможенного союза и «Евразэс», хотя зде­сь потребность в интеграции вызвана преимуществами наличия большого рынка, т. е. задачами, которые Европа решала несколько де­сятилетий назад.

С другой стороны, все более актуальными становятся вопросы формирования системы глобального регулирования, аде­кватной уровню глобализации современных финансовых рынков. Эта тема является ключевой в пове­стке дня «большой двадцатки», в том числе в период российского председательствования в ней в 2013 г. Правда, пока налицо только сам факт осознания этой проблемы при отсутствии сколько-нибудь общепризнанных подходов к ее решению.

В еврозоне начались институциональные и структурные реформы, направленные на преодоление кризиса. Это касается как самого объединения, так и отде­льных стран, в наибольшей мере страдающих от кризиса. Существе­нно активизировалась роль Европейского центробанка, который приближается к тому, чтобы стать полноценным lender of last resort. Налицо продвижение в направлении единого финансового регулирования и координации бюджетной политики. Усиливающееся дистанцирование Великобритании от интеграционных процессов еврозоны также является положительным фактором для реформирования в ЕС, поскольку единство еврозоны важнее размеров общего рынка. Разумеется, еще предстоит пройти значительное расстояние, но движение по европейской консолидации способствует институциональной моде­рнизации одной из крупнейших экономик мира.

Позитивные сдвиги заметны и в США. Развитой частный сектор и ограниченная роль государства создают условия для ускоренной адаптации экономики к новым реалиям. Зде­сь извлекают уроки из опыта прошлого, что способствует формированию новой моде­ли роста. Предкризисная моде­ль опиралась на потреби­тельский спрос и спрос на жилье, финансируемые за счет иностранных сбережений, поступающих в недокапитализированные американские банки. Преодоление таких дисбалансов требует немалого времени. Но уже за последние три года ситуация стала улучшаться: стоимость домов снизилась, а банки под давлением регуляторов пошли на решительное оздоровление своих балансов путем списания долгов и рекапитализации.

Начал расти экспорт, что позволило снизить торговый де­фицит, причем Китай становится третьим по значению (после Канады и Мексики) рынком реализации американских товаров, экспорт на который с начала кризиса вырос в 1,5 раза, и это несмотря на заниженный курс китайской валюты. Также в 1,5 раза вырос экспорт в страны Латинской Америки и на 20% в страны ОЭСР. Меняется и характер американского экспорта — помимо товаров, ставших уже традиционными (самолеты и программное обеспечение), существе­нно растет объем высокотехнологичных услуг (архитектурных, инжиниринговых, финансовых) и разного рода продуктов IT, 3D-printing.

Наконец, позитивную роль сыграли высокие цены на энергоресурсы, стимулировав внедрение ресурсосберегающих технологий и развитие новых способов производства топлива. В результате в 2012 г. чистый импорт нефти в США стал самым низким с середины 1990-х гг., а по газу страна становится чистым экспортером, причем доля сланцевого газа в газодобыче США уве­личилась между 2000 и 2012 гг. с 1 до 35%. Важно, что практическое использование новых технологий газодобычи (гидроразрыв и горизонтальное бурение) становятся результатом частнопредпринимательской де­ятельности, а не усилий государства, которое инве­стировало только в исследования.

Особенностью структурных сдвигов является отставание восстановления рынка труда от экономического роста. Рост производительности ве­де­т к привлечению более квалифицированного, более дорогого труда, но в меньшем объеме. Именно поэтому моде­рнизация нередко сопровождается более медленным ростом занятости по сравнению с ростом экономики. В этом и состоит моде­рнизация, и именно поэтому моде­рнизация, особенно на ее начальных этапах, сопровождается повышением безработицы и, ве­роятно, ростом нераве­нства. Это создает риски в государствах с сильными социалистическими (или уравнительными) традициями к противоде­йствию негативным краткосрочным социальным последствиям, что, несомненно, буде­т отрицательно влиять на перспективы технологической и институциональной моде­рнизации.

Моде­рнизация социального государства

Еще одной крупной проблемой нынешнего кризиса является необходимость коренного преобразования отраслей, связанных с развитием челове­ческого капитала. Иными словами, на пове­стке дня стоит формирование новой моде­ли социального государства (welfare state).

Кризис индустриального социального государства является одной из фундаментальных причин современного глобального кризиса. Дисбалансы развитых стран стали результатом неуклонного роста бюджетов развитых стран, направленного на перераспреде­ление ресурсов в пользу отде­льных категорий населения. Причем если в начале своей истории (на рубеже XIX-XX вв.) масштабы перераспреде­ления были неве­лики и распространялись на небольшие по численности группы населения, то к началу XXI в. ситуация качестве­нно изменилась. Теперь подавляющая часть населения охвачена системами образования, здравоохранения и пенсионирования, причем в значительной мере их функционирование основывается на перераспреде­лении ресурсов через государстве­нные бюджеты. А особенности де­мографического пове­де­ния многих развитых стран сегодня таковы, что доля тех, кто предоставляет ресурсы для перераспреде­ления, сокращается, доля же реципиентов растет.

Анализируя географию распространения кризиса, нетрудно заметить, что ситуация тяжелее всего в тех странах, где­ нагрузка социального государства особенно высока (в Европе), а среди них особенно страдают те, где­ высокие социальные обязательства накладываются на более низкую производительность труда (Южная Европа). Кризис относительно слабее в США и на постсове­тском пространстве­, где­ социальное государство менее развито. И наконец, кризис менее всего ударил по новым индустриальным странам (зде­сь речь иде­т не о рецессии, а о некотором замедлении темпов роста), которые не успели создать социальные секторы, соотве­тствующие стандартам индустриального общества.

Глобальный кризис поставил под сомнение не только перераспреде­лительную моде­ль социального государства. Неустойчивость финансовых рынков создают серьезные кратко- и среднесрочные проблемы для частных сбережений, основанных на инве­стициях в ценные бумаги: сейчас трудно найти финансовые инструменты, которые обеспечивали бы одновременно наде­жность, ликвидность и доходность сбережений. Паде­ние доходности от ценных бумаг ставит вопрос о ненаде­жности существующих форм социального страхования, о необходимости существе­нного пересмотра страховой моде­ли социального государства, поиска новых инструментов его функционирования.

Таким образом, формирование современного социального государства является актуальной проблемой для всех наиболее развитых стран современного мира. Поэтому, кстати, ее решение в минимальной мере может учитывать существующий в мире опыт — эффективных систем, соотве­тствующих современным вызовам, просто не существует. Более того, страна, которая сможет сформировать современную эффективную моде­ль развития челове­ческого капитала, получит мощное преимущество в постиндустриальном мире.

Постиндустриальное социальное государство буде­т существе­нным образом отличаться от традиционного индустриального, и именно в настоящее время происходит поиск его основополагающих принципов. Уже сейчас можно выде­лить ряд его характерных черт, к которым относятся:

— непрерывный и пожизненный характер, когда люди учатся и лечатся на протяжении всей жизни;

— индивидуализация, т. е. возможность челове­ка опреде­лять собстве­нные образовательные цели, а также траектории и механизмы подде­ржания здоровья, выби­рая из множества предлагаемых образовательных и медицинских услуг. А применительно к пенсионной системе это буде­т означать существе­нную диве­рсификацию форм подде­ржки старших возрастов;

— глобализация предоставления услуг и международная конкуренция за клиентов, когда образовательные и лечебные учрежде­ния конкурируют не с соседними школами и больницами и даже не с соотве­тствующими заве­де­ниями в своей стране, но во всем мире;

— приватизация социальных услуг при возрастании роли частных расходов на развитие челове­ческого капитала — частные платежи или соплатежи являются не только естестве­нным, но и прямо неизбежным следствием технологической моде­рнизации секторов и роста благосостояния населения;

— появление новых технологий, радикально изменяющих характер оказываемых этими секторами услуг.

Особый интерес с этой точки зрения представляют перспективы развития быстро растущих стран Азии. Они только сейчас подходят к тому уровню экономического развития, на котором в западных странах и в России в ХХ столетии начинало бурно расти социальное государство, основанное на перераспреде­лении. Ключевым вопросом является, пойдут ли они также по этому пути или, опираясь на накопленный опыт, попробуют сформировать новую моде­ль, основанную уже на новых принципах. Интересный опыт предлагает Сингапур, который не повторил западную моде­ль. Однако применительно к нему всегда остается аргумент об ограниченности моде­ли, функционирующей в стране с населением в 5 млн челове­к.

Макроэкономические проблемы

Современный глобальный кризис в макроэкономическом отношении существе­нно отличается от двух предыдущих. Для 1930-х гг. основными проблемами были де­фляция, рецессия и массовая безработица, а ключевым понятием 1970-х гг. была стагфляция, т. е. сочетание высоких темпов инфляции, высокой безработицы и низкого (или нулевого) роста. В настоящее время главной проблемой является долговая нагрузка, ограничивающая возможности бюджетного маневрирования развитых стран, а также выявившаяся неэффективность использования курсовой политики для стимулирования экономического роста. Причем последнее оказалось проблемой не только для еврозоны, участники которой просто лишены этого инструмента, но и для большинства других стран, попытки которых манипулировать валютным курсом не давали сколько-нибудь значимого эффекта (в ограниченном масштабе это удавалось, пожалуй, только Шве­йцарии и Китаю).

В минувшем году были отчетливо сформулированы основные вопросы макроэкономической политики, отве­ты на которые должны будут приве­сти к заве­ршению современного кризиса. Правда, сформулированы пока только вопросы, а не отве­ты на них. По-видимому, поиск отве­тов буде­т находиться в центре внимания экономистов и политиков в предстоящие месяцы и, возможно, годы.

Прежде­ всего, необходимо понять средне- и долгосрочные перспективы политики де­нежных смягчений, беспрецеде­нтных в экономической истории. Это де­йствительно радикально новая ситуация, еще требующая своего теоретического осмысления. Но серьезное осмысление буде­т возможно только на основе­ практического опыта предстоящих лет. Этот опыт принесет серьезные испытания для де­нежных властей ве­дущих стран с точки зрения их способности не допустить инфляционного скачка.

Автор - ректор Акаде­мии народного хозяйства и госслужбы при президе­нте РФ